В святочные дни по многолетней традиции митрополит Пензенский и Нижнеломовский Серафим дал интервью корреспонденту телерадиокомпании «Пенза» и председателю издательского отдела Пензенской епархии Евгению Белохвостикову. Высокопреосвященный владыка поздравил всех пензенцев с Рождеством Христовым, подвел главные итоги завершившегося года и наметил основные задачи, стоящие перед духовенством митрополии, в 2023 году.

– Здравствуйте, владыка, с праздником Вас!

– С праздником!

– По традиции, конец года и начало нового – это всегда повод поговорить о том, что было сделано за год и что нужно сделать за следующий. По Вашей оценке, каковы главные итоги года для Пензенской епархии?

– Наверное, самым главным и долгожданным итогом стало освящение Спасского кафедрального собора, потому что фактически мы его строили девять лет, и, наконец, 19 июня прошедшего года Святейший Патриарх Кирилл приехал в Пензу для того, чтобы освятить собор. Конечно, последний год мы просто ждали приезда Патриарха – в связи с различными ограничениями это невозможно было сделать. Но, слава Богу, освящение состоялось.

Кроме того, в декабре мы открыли духовно-просветительский центр на цокольном этаже Спасского собора. Фактически он занимает весь этаж, там будут располагаться несколько различных учебных групп, в которых будут заниматься православной культурой, воспитанием и так далее. Здесь разместится и архиерейский детский хор, и семейный православный театр, и воскресная школа, и хор «Спас», и небольшие кружки, которые сейчас, в частности, занимаются вязанием теплых вещей. Собственно говоря, в общине собора многое уже было создано до открытия духовно-просветительского центра, но, я думаю, открытие центра послужит развитию и каких-то новых направлений, которые там можно будет реализовывать.

К концу года мы закончили и строительство Евлампиевского храма-усыпальницы – это  последний существенный элемент ансамбля Соборной площади, он был исторически на этом месте и являлся усыпальницей святителя Иннокентия (с небольшой церковью, освященной в честь мучеников Евлампия и Евлампии: святитель Иннокентий скончался в день их памяти). В дальнейшем там были захоронены еще четверо архиереев, которые пока временно покоятся у входа в архиерейский дом. После завершения не только строительства, но и внутренней отделки усыпальницы, мы, надеюсь, летом перезахороним архиереев туда, где они покоились в течение всего и дореволюционного, и, собственно говоря, советского периода, потому что их останки были изъяты оттуда в 1998 году, когда началась подготовка к закладке часовни, которую заложил Святейший Патриарх Алексий II в 1999 году в память о Спасском кафедральном соборе.

Спустя 22 года собор был восстановлен и освящен. Перезахоронение архиереев будет последней точкой, когда мы, с одной стороны, восстановим историческую справедливость, а с другой стороны – закончим все глобальные работы на территории собора. Конечно, это не говорит о том, что всё завершено, потому что у нас еще собор внутри не расписан. Кроме того, он должен наполняться и людьми, и различными святынями, иконами, священными изображениями, утварью, но это – уже жизнь, которая будет продолжаться, я надеюсь, уже в следующие столетия, когда собор будет существовать. Поэтому я считаю, что его освящение – самое главное событие ушедшего 2022 года.

Кроме того, я думаю, что в духовной жизни нашей Пензенской области, как и всей России, 2022 год – это возвращение к более-менее нормальной жизни: закончились все ограничения, были сняты запреты на посещение общественных мест, в том числе и религиозных. Прошедшие два года дали большой сбой, в том числе, в приходской жизни – кто-то ушел в мир иной, кто-то пересмотрел свои традиции, и в большинстве случаев это связано с людьми в возрасте, которых события с массовой смертностью довольно-таки серьезно напугали. Поэтому 2022 год – это начало такой новой эпохи для Пензенской митрополии, когда мы не просто должны возвратиться к прежней жизни, но и заложить какие-то совершенно новые основы. И этому способствует не только окончание пандемии, но, безусловно, и те события, которые сейчас происходят в нашем государстве. Почему? Потому что при всем том, что, в основном, эти события связаны с трагизмом – кто-то ранен, кто-то погиб, есть всеобщее волнение, – но это еще и связано с тем, что наше общество (по крайней мере, в церковной среде) очень консолидировалось в помощи нашим близким — и тем, кто бежит от войны, и тем, кто воюет, и тем, кто испытывает различные скорби в виду военных действий. Поэтому для нас это – время своеобразного переформатирования и, наверное, поиска каких-то новых основ. В этом смысле, я считаю, что это стало основополагающим событием не только для Пензенской епархии, но и для всей России. Церковь является неотъемлемой частью России, и мы тоже в этом процессе живо участвуем.

Вот это – всё то основное, что в общегосударственном и нашем частном плане я бы мог выделить как главные события 2022 года.

– Уже во второй раз в духовно-просветительском центре на цокольном этаже собора прошло епархиальное собрание духовенства. Одной из центральных тем его стало вовлечение людей в приходскую жизнь. Вы призываете священников активнее работать с прихожанами, чтобы они не просто пришли на службу, помолились (а может быть, и вообще, поставили свечку и ушли). Для чего это нужно? Для формирования настоящей общины?

– Это – не новая стратегия. В течение уже не одного десятилетия мы хотели бы это реализовывать на очень хорошем уровне, но сейчас это снова стало актуальным – после того, как два года мы пробыли в состоянии, когда не просто выживали или переосмысливали что-то, а были подчинены требованиям государственной власти: когда не всегда возможно было собирать большие собрания, не все храмы были пригодны для того, чтобы провести большой праздник. Сейчас все эти требования ушли в прошлое, и мы возвращаемся к тому, что хотели бы. Я надеюсь, что духовенство меня услышит и будет усиливать работу с людьми, потому что произошел отток десяти-пятнадцати процентов прихожан – и не из-за того, что люди перестали верить в Бога, а просто люди стали больше посвящать времени своей частной жизни, в том числе и молитвенной, нежели посещениям общественных богослужений или же праздников. Поэтому хотелось бы, с одной стороны, чтобы эти люди обрели новые силы и вернулись в храмы, а с другой стороны – чтобы и в храмах появились какие-то новые смыслы. Конечно, смысл у нас один – Христос и Его Благовестие, и мы не хотели бы привнести что-то новое в этом плане. Но ведь способы преподавания этого Благовестия, этой проповеди, могут быть совершенно разные. Тем более что сейчас для многих социальное служение (я бы даже сказал более ярко – служение милосердия) становится очень актуальным.

Хотел бы обратить внимание на то, что Церковь сейчас организует много сборов помощи: беженцам, воинам, малоимущим, почти на каждом приходе у нас существует социальный работник, который занимается сбором и раздачей какой-либо помощи. Это – хорошо. Но для человека-то важно, получив вот эту помощь, услышать и Слово Божие. Мы живем в обществе, где внимание к человеку очень востребовано, его катастрофически не хватает. И у нас есть много людей, которые были бы рады с кем-то поговорить, пообщаться, рассказать свои мысли, послушать другого, – но у них нет такой возможности. Конечно, речь не о том, чтобы мы такой «клуб по интересам» создали при церкви, но, я думаю, найдется немало людей, которые готовы услышать о Боге, готовы вместе почитать Священное Писание. Я уверен, что это – не что иное, как именно проповедь и чисто священническое служение. Исполнение обрядов, исполнение Таинств – это очень важно, но апостол Павел говорит: «Горе мне, если я не благовествую» (1Кор 9:16). И я хотел бы, чтобы все священнослужители нашей епархии услышали этот призыв апостола Павла и поняли, что проповедь состоит не только в служении, но еще в слове, и в деятельной помощи, которая людям сейчас необходима.

– А нет ли опасности, что за всевозможными благими делами, будь то социальное служение или молодежное движение или православный детский сад, мы заслоним самое главное, то есть собственно богослужения и таинства?

– Опасность есть – чтобы мы не превратились в какое-то общество наподобие протестантов, которые хорошо проводят время, но с молитвой и Богомыслием это мало связано, кроме каких-то внешних слов. Но я как раз и прошу духовенство, чтобы это не было связано лишь только с такой частью, как разговор или наставление, – но чтобы разговор и наставление, прежде всего, приводили ко Христу. Опасностей много всегда и везде, поэтому очень важно трудиться, а Господь всегда поможет и покажет те пути, которые будут более правильные.

– Это проблема наших дней, или и всегда в России с приходской общиной были определенные сложности?

– Это всегда так было, потому как у нас на Руси с самого начала появился очень своеобразный подход к Церкви – массовое крещение привело к тому, что люди зачастую приходили в Церковь неосознанно, и большинство из них, как, наверное, и сейчас, не понимают – какие общины, что это за общины?

– То есть это не проблема XXI века?

– Я думаю, что нет. Просто сейчас мы еще находимся в большом вакууме из-за того, что мы потеряли традицию, потому что как таковых общин было не очень много – из того, что мы, например, знаем, если мы посмотрим историю Спасского собора, то эти инициативы постоянно появлялись – создавались сестричества по благоукрашению, а проще сказать – по уборке, по поддержанию порядка в храме. И не сама община это создавала, а люди как-то группировались благодаря священнику и что-то делали.

На самом деле, это состояние в нашем обществе гораздо глубже. Потому что это связано не просто с формированием общины, а с пониманием духовной жизни как таковой, потому что у большинства наших прихожан нет понимания того, что такое духовный отец и что такое духовная семья. А ведь община в принципе должна формироваться из этой духовной семьи! Для наших прихожан ничего сверхъестественного нет в том, что он сегодня у одного священника поисповедуется, а завтра – у другого. Священников на приходе может быть и двое, и трое, и ты можешь на исповедь попадать ко всем трем, – но, если задуматься, это не очень хорошо, потому что не может быть у человека три отца или три матери. В принципе, в жизни такое тоже бывало – есть биологические родители, есть приемные, но давайте скажем честно, что это – все-таки исключение, а у обычного человека одна мать и один отец. Так, в принципе, и Церковь для христианина должна быть матерью, и у него должен быть один духовный отец. Иначе и складывается немножко неправильное соотношение в нашей приходской жизни.

Но здесь нет того, с чем нужно бороться «с шашкой наголо». Это – наше духовное возрастание, и со временем, я думаю, это всё сформируется правильно. Только люди сами должны об этом заботиться, и не только священник, но и любой православный христианин.

Конечно, я прекрасно понимаю людей – найти того, кого ты назовешь духовным отцом, не всегда просто. Поэтому я смотрю на это как на путь нашего развития, и тот, кто идет, может его преодолеть. Поэтому будем двигаться вперед. И духовенству, и мирянам нужно стараться находиться точки соприкосновения, которые и будут создавать общину. И я надеюсь, что духовенство в этом сыграет самую главную роль.

– Несколько лет назад к нам на семинарскую конференцию «Христианство и педагогика» приезжал священник из Австралии, и он рассказывал об очень интересном их опыте: платы за требы как таковой у них на приходе нет, но все члены общины платят некий годовой взнос, на который храм и содержится. И раз в году на приходском собрании сами члены общины решают, как планировать бюджет. Тоже ведь – в некотором смысле способ объединить общину, и пресловутый вопрос о плате за требы и о церковных миллионах снимается. Почему для России это – как мне кажется, совершенно не осуществимо?

– Это было бы возможно, если бы были приходы и приходские общины. В общем-то, сама приходская община и решает, как ей жить. Есть большие отличия в данное время между общинами в Русской Церкви на родине и в Русской Церкви в эмиграции и вообще странах, где православные христиане проживают. Там эти общины формируются легко, и честно скажу – не всегда это связано с духовничеством, а больше связано с языком и культурой. Потому что когда человек попадает в непривычное для себя общество, он начинает искать себе подобных, и как раз за рубежом храмы Русской Православной Церкви становятся очагом сбора всех, кто говорит на русском языке: там проводят службы на церковнославянском, пусть это не совсем русский, но он более понятный, чем иностранный язык. И третье – при храмах есть какие-то церковно-приходские школы, которые сохраняют ту культурную традицию, которой данная семья принадлежит. Таким образом складываются общины, и они уже сами решают, как они существуют.

А у нас – увы, больше не прихожане, а захожане. Давайте представим себя на месте этого захожанина – как он будет какую-то десятину платить? Да, есть и в Законе Божием понятие о том, что ты должен отдать Богу десятину, но, с другой стороны, – я, например, жертвую малоимущим, на какой-то монастырь… И почему я на собственный храм должен жертвовать? Поэтому и существует система пожертвований за свечу, за поминовение, когда ты приходишь в храм и даешь свою жертву. Если бы это была община, которая бы состояла из 150 человек, – то они могли бы решить, что каждый вносит какую-то сумму в общинный бюджет, на который и существует весь приход. Но проблема не в том, что это невозможно именно у нас, – проблема в том, чтоу нас нет общин. У нас в лучшем случае есть какой-то костяк, люди, на которых, в основном, настоятель опирается. Пока мы к этому не готовы, но, может быть, в будущем так и будет.

–  И еще раз возвращаясь к епархиальному собранию. Теперь оно проходит в духовно-просветительском центре. А ведь актовый зал духовной семинарии просто и не вместил бы такое количество людей. За девять лет, которые Вы управляете епархией, – можно однозначно сказать, что острую нехватку кадров мы преодолели. То есть сейчас духовенства в Пензенской епархии в общем-то достаточно?

– Да, безусловно. У нас, конечно, есть вакантные места, но, во-первых, их не так много, во-вторых, я бы не назвал это каким-то кадровым голодом. Если говорить чиновничьим языком, то это нормальная «текучка». Действительно, за прошедшие девять лет и семинария, и наш общий труд позволили эти вакантные места заполнить. И если мы все раньше умещались в актовом зале семинарии, где 145 мест, то теперь зал духовно-просветительского центра, где 280 мест, в большей части был заполнен. Конечно, это – не предел, и нельзя сказать, что всё, на этом можно остановиться. Мы будем открывать новые приходы, где это необходимо, и будем заполнять кадрами приходские храмы, где одного священника и даже двух бывает недостаточно. То есть, по мере надобности и востребованности, возможно, еще не один десяток священников в Пензенской епархии появится.

– Возможно ли, как было до революции, ввести некое штатное расписание: условно, нам нужно 154 священника и 29 диаконов – и не больше, не меньше?

– Дело в том, что это штатное расписание было введено в виду того, что это Церковь была государственной, и государство вводило эти штатные единицы, потому что оно рассчитывало оклады. Сейчас всё духовенство живет за пожертвования, мы не получаем каких-то государственных субсидий, зарплат, какого-то содержания. Есть приход, он содержит своего священника, и разбивать духовенство на какие-то штаты нет смысла.

Я считаю, что это – все-таки большое благо, потому что когда священник сродни чиновнику – это не всегда вызывает доверие народа. Так что нынешняя модель, как мне кажется, самая выгодная для Церкви.

– Мы говорим, естественно, в первую очередь о вопросах из жизни Пензенской епархии. Но совсем не коснуться ситуации в стране и в мире тоже нельзя. Вы всегда подчеркиваете, что Церковь – вне политики, и призываете духовенство тоже воздерживаться от сугубо политических высказываний, даже если по существу позиция абсолютно правильная. Но в наше такое сложное время, когда все переживают за своих близких, за свою страну, позиции у людей очень отличаются, – как это возможно: оставаться вне политики?

– Очень просто. Я объясню свою позицию. Ко мне как к священнику приходит человек N и говорит: у меня вот случилось то-то и то-то. Какой смысл в том, что я буду ему разъяснять какие-то политические воззрения? Вряд ли это его утешит и вряд ли его сына вернут из-за этого с фронта. Поэтому я уверен, что священник должен, прежде всего, выслушать, во-вторых, помочь человеку обрести какую-то твердую позицию, какой-то фундамент внутренний, а я считаю, что для этого нужно понимать смысл жизни – то есть то, для чего человек пришел в этот мир и как он отсюда уходит, на основании Священного Писания, святоотеческих учений. И, безусловно, должна быть совместная молитва – надо предложить человеку: раз ты ко мне пришел, тебя беспокоит судьба твоего родственника, – давай за него помолимся вместе. Я духовенству всегда говорю: разбор политических воззрений, кто прав, а кто виноват – не приводит к умиротворению человека.

–  Скорее, наоборот.

–  Да, скорее, наоборот. Причем еще и священник вовлекается в эти странные, как мне кажется, влияния.

Самое главное, что мы должны человеку дать, – смысл и понимание внутреннего духовного мира. Конечно, порой очень сложно человека убедить в том, что его близкий не напрасно погиб или, скажем, находится в тяжелой ситуации. Но порой даже выслушать человека и понять его проблему – это тоже очень важно. И иногда лучше молча выслушать и поскорбеть вместе, нежели разбираться в том, кто прав в этой политической ситуации, а кто виновен.

Я считаю, что когда духовенство уходит в эти вопросы, оно еще больше раздражает внутренний фон человека и приводит его к еще большим скорбям. А священник все-таки должен привести к душевному миру.

–  Чуть больше ста лет назад, в 1915 году, Александр Блок, который тогда готовил к изданию собрание стихов другого замечательного русского поэта Аполлона Григорьева, написал в дневнике примерно так: «Если меня спросят, что я делал во время Великой войны (то есть первой мировой), – я отвечу: издавал Аполлона Григорьева». Как Вы считаете, когда спустя годы нас спросят: что мы делали в 2022, 2023 годах (сложно даже предугадать, какое название историки дадут событиям нашего времени) – какой ответ будет для нас, как христиан, правильным?

–  Очень простой: мы молились за своих защитников и молились за свое Отечество.

На самом деле, весь 2022 год прошел под призывом Святейшего Патриарха, была введена обязательная молитва на каждой литургии, мы призывали людей собираться в храме и молиться, чтобы Господь даровал нам мир. Безусловно, мы были со своими защитниками и в плане того, что мы им помогаем. Не только духовно, но и всем, чем можем.

Сейчас очень сложно строить какие-то догадки о том, что будет дальше, и, наверное, это безрезультатно, потому что как будет угодно Богу, так и случится. Вы правильно сказали: потом история всех рассудит и как-то назовет это время, но я надеюсь, что в любом случае, как бы ни судили нас потомки, как бы они ни формировали мнение о том, что сейчас происходит, я надеюсь, что то, что сегодня Церковь избрала – было правильным. По крайней мере, история предыдущих времен показывает, что когда Церковь вне политических воззрений, хотя ее активно хотят втянуть (не случайно западные страны против Патриарха какие-то санкции вводят – хотя это странно даже звучит), но это ведь желание того, чтобы человек начал рассуждать, как наши западные коллеги, о том, что люди другой национальности и другого воспитания – более жестокие и так далее. Но ведь когда человек такого уровня делает такие заявления, – это бестактно, это –  политическое преступление. И это всё – на фоне того, что нас Запад учит быть демократичными и терпимыми друг к другу, но когда духовные лидеры этого народа делают такие заявления – наверное, и хочется задуматься, что в политику не нужно лезть, ей есть кому заниматься.

Мы открыты и для коммунистов, и для эсеров, и для всех остальных. Единственное наше условие – это вера в Бога. Если они веруют в Иисуса Христа, веруют в Его Рождество, то мы готовы для них открыть двери и быть с ними – с радующимися радоваться, а с плачущими плакать (Рим. 12:15). Я думаю, что это – универсальный подход Церкви, основанный на Священном Писании, который никакие потрясения и никакие новые веяния вряд ли изменят. Тем более, что мы уже побывали уже в этой «шкуре», когда вынуждены были политически быть со своим государством, потому что Церковь была частью государственной машины.

– И в завершение нашей беседы хотелось бы обратиться к Вашему Рождественскому посланию. Вы в нем напоминаете историю появления на свет Богомладенца Христа, когда большинство людей вообще его не ждали, кто-то ждал как Царя, а Ирод вообще искал способ убить, – и проводите параллель к современности: «Мы всё так же истово сопротивляемся своему Спасителю, не желаем Его замечать, а некоторые с неудержимым желанием стараются Его снова убить». Что мы должны сделать, как измениться, чтобы достойно встретить Рождающегося Христа?

– Я позволю себе сказать очень банальную вещь, но надеюсь, что все ее поймут: человек всегда должен оставаться человеком. Измениться – этот термин сразу пугает, потому что немногие из нас готовы все в корне поменять. Но человек просто должен найти в своих недрах доброту, любовь, милосердие, сострадание, и тогда Христос ему откроется и явится, и тогда он обретет веру. Наверное, так, не углубляясь в какие-то богословские рассуждения, –  найти в уголках своего сердца то, что человека делает человеком. Тогда мы будем готовы и к Пришествию Христову, и к исполнению Его благой воли.

– Спасибо вам большое за беседу, владыка, и еще раз – с Рождеством Христовым!

– Благодарю Вас!

Беседовал Евгений Белохвостиков

Публикацию подготовила Наталья Зыкова

--
Сокращенная ссылка: https://eparkhiya.ru/?p=315728